«Место встанет в один ряд с перевалом Дятлова»: как прошел последний день поиска семьи Усольцевых в красноярской тайге

Семья Усольцевых — муж, жена и пятилетний ребенок — ушли в тайгу Партизанского района 28 сентября. И не вернулись. 1 октября их начали искать. Спасатели, полиция, волонтеры. На окраине поселка Кутурчин развернули большой штаб поисковиков. 12 дней обследования глухих лесных дебрей. С утра и до глубокой ночи. Искали живыми, но оказалось, что в такой местности можно исчезнуть, не оставив ни малейшего следа. Настолько, что люди отказываются в это верить и строят уже самые дикие версии — от нападения сектантов до побега семьи за границу. В минувшее воскресенье, 12 октября, корреспондент NGS24.RU Алексей Тайганавт вместе с группой добровольцев отправился в таежную глушь на последний поиск пропавшей семьи.

— Стой, смотри: вон как будто что-то есть, — впереди идущий показывает на просвет между деревьями за курумником. Там в метрах трехстах от нас темный человеческий силуэт. Под полуденным светом выделяется в снегу неестественным в природе изгибом. Надо ближе.

В базовый лагерь поисковиков на окраине поселка Кутурчин приезжаем почти в семь утра. Специально, чтобы пораньше выйти на поиски: световой день слишком короткий, чтобы долго запрягаться. К тому же сегодня последние сутки активных поисков, и нам надо успеть сделать хоть что-то. У нас уже сформированная группа — пять человек из Красноярска, практически у всех серьезный опыт выживания в тайге и горах.

На улице холодные сумерки, нехотя светает. В штабе поисковиков, в отличие от того, как было несколько дней назад, пустынно. Несколько человек ходят возле палатки МЧС, пока дежурный раскочегаривает полевую кухню.

Вместе со старшим группы — опытным альпинистом и экс-спасателем — Юрой Раилко идем в штаб «ЛизаАлерт» получать поисковое задание. Волонтеры показывают карту и квадрат, куда мы должны отправиться.

Выглядят непомерно уставшими: двенадцатый день работы в полевых условиях. Накопилось. Но главное, что больше всего напрягает людей, все усилия бесполезны. Даже намека на какие-то следы пребывания семьи Усольцевых на треке — элементарной обертки от батончика — не найдено.

— Мы пытаемся здесь пробиться по тропам и не можем. У нас группы подходят к точке и просто разворачиваются. Вот сюда надо зайти, — показывает волонтер на карте наш квадрат поиска.

Он совсем в стороне от скалы Буратинка, к которой предположительно направлялась семья Усольцевых. Но теперь отрабатываются любые версии их исчезновения, в том числе и такая, что, блуждая по лесу, кто-то из них мог выйти в этот район.

— Всё, мы сворачиваем станцию, эмчеэсовцы говорят, что к обеду им надо уехать, соответственно, мы тоже уходим с ними, — в штабную палатку вваливается работник, который обслуживает передвижную мобильную станцию, ее тут установили неделю назад.

— Подождите, как уезжаете? Хотя бы вечера дождитесь, поиски продолжаются, без вас тут вообще связь не работает! Вы к координатору зайдите сначала, — разводит руками волонтер. Здесь он бессилен что-либо сделать.

Берем рации, GPS-навигатор c уже вбитым треком. У своих машин перебираем рюкзаки. Убираем лишнее. Оставляем только то, что нужно для автономного хода на день. Бутерброды, сало, шоколад, горячий чай в термосе, фонари, запасной флис, газовые горелки. Упаковываем альпснарягу: веревки, карабины, жумары, обвязку, на всякий случай — ледовый молоток.

Возле КАМАЗа МЧС двое работников продолжают демонтировать передвижную мобильную станцию. Координаторы раздают задание малочисленным оставшимся группам поисковиков. И к нам присоединяются еще двое добровольцев. Минут через 15 грузимся, на УАЗе «буханке» спасателей мы выдвигаемся. Он должен добросить максимально близко к точке обследования, насколько позволит дорога. Уже потом выяснилось, что высадили нас слишком далеко. А задание выполнимое только на карте…

Грунтовка ведет мимо поселка, отвалов, оставшихся от старателей, и заворачивает в тайгу. Водитель предупреждает, что дальше ехать рискованно: машины тут уже застревали, а теперь вытаскивать их особо некому, техники на месте поисков осталось гораздо меньше.

Еще несколько километров идем пешком по раздолбанной и заснеженной колее. На автомате осматриваемся по сторонам, фиксируем следы на снегу. Замечаем отпечатки собачьих лап (у семьи Усольцевых в походе был корги. — Прим. ред.), но они, судя по тому, что еще не слишком засыпаны снегом, оставлены всего сутки-двое назад. Не то.

По навигатору уходим с дороги в лес. Где-то должна быть тропа, мы пока прокладываем дорогу сами. Затяжной подъем, периодически приходится обходить бурелом и лезть через участки заснеженного курумника.

Под снегом не видно, что камни подзавалены трухлявыми стволами — они тут же ломаются под ногой. В целом всё ожидаемо, стандартный для такой местности трек. Снега всего лишь по щиколотку, и он, пока еще не пригрело солнце, сухой, не липнет к обуви. По нашим следам несется стойкий запах багульника и смородины — там, где мы разворошили снег.

Конечно, скорость передвижения крайне мала: прикинули, за час проходим всего километр. А у нас по заданию их больше двадцати.

Нам сильно везет с погодой. Без снегопада и ветра. Периодически проглядывает солнце. Выходим к скалам выветривания — весной-летом сюда приезжают туристы, скалолазы на тренировки. Теперь рядом стоят палатки поисковиков. В них никого. Все ушли на задание.

Потом волонтеры расскажут мне, что в эту ночь они практически не спали. Одна из групп потревожила медведя — его берлога оказалась в квадрате поиска, — и он понесся в сторону лагеря.

К волонтерам отправили дроны с тепловизорами. Они всю ночь дежурили в небе над палатками, а перепуганные добровольцы жгли до утра костер. Но зверя больше не встречали.

Мы поднимаемся выше, перед нами почти сплошные поля курумника. Обойти стороной их невозможно. Время от времени кто-то из нашей группы проваливается на камнях, в последнюю секунду успевая схватиться за каменный выступ или припорошенную снегом корягу.

— Мне спасатель рассказал, что на днях в одном из квадратов поиска в камнях обнаружили провал глубиной 10 метров. Представляешь, в такой упасть?! Это сразу конец, без вариантов. А еще снегом занесло, кто там тебя найдет, — делится «штурман» нашей группы, спелеолог Алексей Овчинников. — Спелеологи туда спустились, обследовали, ничего не нашли. Да тут вся местность такая: ты можешь в метре от человека пройти и не заметить ничего. Даже необязательно в курумнике — вон за поваленными деревьями кто-то будет лежать, плюс небольшой слой снега. И всё.

Идем выше. Все понимают, что ищем уже просто хотя бы какой-то намек на следы. Ни у кого нет иллюзий, что мы можем наткнуться на живых. Об этом незачем и некогда думать — нужно смотреть под ноги и успевать оглядываться по сторонам. А вдруг все-таки хоть что-то.

— Стой, смотри, вон как будто что-то есть, — впереди идущий показывает на просвет между деревьями за курумником. Там в метрах трехстах от нас темный человеческий силуэт. Под полуденным светом выделяется в снегу неестественным в природе изгибом. Подходим немного ближе — всего лишь горельник, обточенный ветром.

— Если сейчас не найдут хоть какие-то следы, их самих, то это место встанет в один ряд с перевалом Дятлова. Обрастет мифами. Вот посмотришь: сюда еще будут специально ради этого приезжать, — рассуждает по ходу старший группы Юрий Раилко и добавляет: — Идиоты всякие.

Он опытный альпинист-инструктор, эксперт по выживанию в самых суровых сибирских условиях.

— С исчезновением семьи странно всё. Ходят по Сети версии, и что в Канаду уехали, и что сектанты на них напали. Ну вот такой бред. Люди просто не знают, что думать. Чтобы вот так без следа… — говорит Юрий. — А самое главное, неизвестно ведь, что у них с собой было, насколько они были готовы к таким условиям. Смотри, если ты не покалечился, то продержаться тут можно долго.

— Несмотря на погоду.

— Да, бересты немерено, сухостоя полно. Куча деревьев с вывороченными корнями — под такими обычно глубокие ямы. Засел там, от ветра спрятался и жги костер круглые сутки. От холода точно спасет. Мы в начале двухтысячных ходили на Кодарский хребет в феврале. У нас трое суток стояла температура –57, жили в палатках всё это время, грелись у костра. Выжили. Конечно, шли на восхождение, да, были готовы к экстриму, хотя не к такому, конечно, морозу. Но это просто для понимания, что выжить можно практически в любых условиях.

В наших рациях садятся батарейки. Успеваем поймать переговоры, где поисковики сообщают, что нашли цветную ленточку, обвязанную то ли на ветке, то ли на камне. Но здесь это мало что значит, ее еще раньше могли оставить любые туристы, чтобы пометить путь, например.

Только во второй половине дня мы добираемся до места обследования, где до нас еще точно никто не был. Смотрим курумник. Обследовать весь с его завалами и снегом — задача почти невыполнимая. Скоро начнет смеркаться. Вышло, что большую часть времени мы потратили на подход. Похоже, придется возвращаться.

— Я приехал сюда в пятницу вечером, привез с собой всё альпинистское «железо» — в общем, как и просили сами волонтеры. В субботу уже был на треке, — рассказывает мне альпинист, доцент кафедры географии КГПУ Максим Прохорчук. — Но на месте уже выяснилось, что лазить в расщелины и по скалам не будем, а пойдем треком до озера Атласного. Пока получили задание, транспорт, было уже 11 часов дня. Для таких поисков это поздно. Не дошли до озера километра два и поняли, что надо возвращаться, пока не стемнело. По пути встретили группу — их еще дальше отправили. Они тоже решили обратно идти.

Как говорят опытные спасатели, по регламенту МЧС с наступлением темноты все поиски должны прекращаться. Конечно, если только речь не идет о спасении живых людей, там уже никто не рассуждает про часы и потемки.

— Проблема в том, что координаторы поисков полагаются на карту. Смотрит: вроде ничего особенного. Летом оно, может быть, так бы и было, когда люди в кроссовочках быстренько бегут. А зимой совсем другое. И сегодня у нас задача, по сути, не очень реальная поставлена. Чтобы ее выполнить, нужно идти на два дня, с ночевкой, — говорит Максим Прохорчук. — А в ночь ходить в таких условиях — это просто опасно.

Уже в сумерках доходим до палаточного лагеря. Здесь собрались еще несколько поисковых групп. Всего 27 человек. Каждая из своего квадрата. Результатов — ноль. Разве что указать, что на пройденных территориях следов не обнаружено.

До точки эвакуации групп — там, куда доезжают машины, — мы выбираемся уже в глубокой темноте. Поисковиков до штаба на служебных авто и квадроциклах вывозят спасатели. Они тоже дежурят круглые сутки. Измотаны. И немного возмущаются тем, что координаторы разрешают выходить волонтерам на поиски затемно.

— Вот вчера приезжают в штаб волонтеров в семь вечера трое, говорят: «Дайте нам задание». Ну начинают давать. А я отказался везти: что там ночью делать? Люди вообще не понимают этого. Через час сами просят их забрать, — рассказывает один из сотрудников.

Впрочем, понять координаторов можно. Полторы недели безостановочных поисков, когда надо организовать и направить такое количество людей, попутно решая задачи техобеспечения. Приходится использовать любую возможность, с трудом оценивая, насколько она выполнима.

— Я сомневаюсь, что теперь вообще можно кого-то найти. Смотри, вон снова снег пошел. Сейчас еще больше всё засыплет. Думаю, найти их реально только весной и, скорее всего, первыми будут звери. А потом уже туристы могут наткнуться на какие-то разбросанные вещи, — говорит поисковик Алексей Овчинников. — А то, что наша группа большую часть времени потратила на заход… Ну я тут на стороне организаторов: сейчас они не будут запускать сюда обычных людей. Они боятся за их жизнь, соответственно, нужны наиболее подготовленные.

Возвращаемся в штаб. Здесь большинство уже «на чемоданах». Сдаем рации и навигатор. Красноярские волонтеры напоследок обсуждают вариант приехать сюда позже. Самостоятельно. Своей хорошо подготовленной группой. И еще раз обследовать самые труднопроходимые места возле Буратинки.