Игорь Сиренко по призванию музыкант, что он понял еще в 5 лет. Собирать залы, находить контакт со зрителями, завоевывать людей — вот чего он хотел. И мог. Сейчас он занимается с детьми-аутистами в Ханты-Мансийске. Их уже 12, хотя первый особенный ребенок вызвал у Сиренко страх. Мы пытались понять, почему Сиренко выбрал не самый простой педагогический путь.
— Я получил образование учителя музыки и пения, окончил Ханты-Мансийский технолого-педагогический колледж. Когда ко мне на занятие впервые привели ребенка с расстройством шизофренического спектра, дебила — это не ругательство, это диагноз, — я испугался. Тогда я занимался с обычными детьми — это дети как дети, поют, дурачатся, а тут... Приводят ребенка. Он садится на диван. Я подхожу к нему, говорю: «Привет», а он встает, разгоняется, добегает до стены, моментально останавливается в сантиметре от нее и превращается в какой-то застывший персонаж. Смотрит в окно. Начинает кричать, — вспоминает Игорь.
Тогда он не знал, с чем связано такое поведение, что происходит в мозгу ребенка.
— Я пытаюсь с ним контактировать, а он вообще никакой, он не хочет реагировать. Для меня это было новое. Я, наверное, из класса тех людей, которые нового боятся. Сначала я боюсь, потом начинаю это принимать, а затем — работать с этим, — объясняет он.
Как он провел это занятие, Игорь не помнит.
— Но я отзанимался, мне привели ребенка — ну как это бросить? Это же не время разговора об устройстве моей личности, — рассказывает наш собеседник.
Это уже после занятия у Игоря было время, которое он описывает: «Как будто сижу в подвале, где стены обязательно покрыты кафельной плиткой, с потолка капает вода, на полу уже обязательно лужа, а я сижу и щелкаю колесиком зажигалки. А пламя не загорается».
— Тогда я был просто артистом, музыкантом, и тогда я столкнулся с первым вопросом: что я сделал не так, почему у меня не получился контакт? И в этом вопросе я увидел ответ — контакт, — вспоминает Игорь. Одна из первых книг, которые он нашел, была посвящена проблемам коммуникации с детьми с расстройствами аутистического спектра.
— Я прочитал не то — у того ребенка не было аутизма, но я понял, что ответ в том, чтобы найти подход. И я понял, что мне нужно учиться, — вспоминает Игорь.
У Сиренко было два выбора — остаться в Ханты-Мансийске и продолжать заниматься с обычными детьми или совершить качественный скачок.
— Я улетел в Москву учиться. Меня там никто не ждал. Не очень люблю рассказывать об этом периоде жизни, было непросто. Но я вернулся с пониманием процесса. Если раньше я пользовался обонянием, зрением и другими чувствами, то после я начал анализировать происходящее.
Второго ребенка, уже с аутическим расстройством, к Сиренко привели три года назад. Мама сказала, что мальчик очень сильно любит музыку. «Ммм, хорошо, вот тебе драм-н-бэйс на крутой стереосистеме. Уши закрыл, начинает плакать. Моцарта? Не нравится. Ну ладно…» — Сиренко думал, пока ребенок бегал, кричал, рушил стены, его пыталась держать мама.
— Сижу и думаю: дай-ка я возьму гитару, поработаю битбокс какой-нибудь, поначитываю, попою… И тут он на меня переключился — берет меня за руку и тащит за собой: «Всё, ты пойдешь со мной домой».
Это был первый контакт — то, что у Сиренко не получилось тогда, в первый раз. Занятие длилось четыре минуты.
Потом, спустя время, был звонок мамы в четыре утра и ее слезы — ребенок, который не говорил, запел.
— Он играет на пианино и поет ноты, — услышал Сиренко в телефонной трубке.
— Конечно, это была командная работа — ребенок был подготовлен, когда попал ко мне, в Москве его вела Железнова, здесь со мной работали и логопеды, и дефектологи, — перечисляет Сиренко. Вообще он очень любит говорить о командной работе и постоянно перечисляет специалистов в смежных областях: «Мы работали с прекрасной Светланой Суворовой, Екатериной Каневой, Анастасией Куликовой…»
— И тогда я понял, что очень мало знаю и мне надо учиться. И уехал в Белоярское, в коррекционно-развивающий центр «ЛогоПлюс», к Екатерине Каневой. Если в Москве у меня было 4–5 детей с расстройствами аутистического спектра в день, то там могло быть и 20, — вспоминает Сиренко.
Это был этап проверки, говорит он. Сиренко организовал там направление музыкальной терапии, а они его закалили.
— Хотя, конечно, я вида не подал, что ночами не сплю. Я был там месяц — днем непрерывные занятия, а еще у меня продолжал работать центр в Ханты-Мансийске, и нужно было участвовать и в этом», — рассказывает Игорь.
«Я никогда не сдаюсь»
Как-то Игорь поспорил с другом семьи, что выучит гитарную композицию за день, хотя до этого не держал гитару в руках. Заперся на два дня и выучил.
— Все подумали, что я с ума сошел. Но это меня очень сильно отправило вперед. И если вы считаете, что у вас не получится — значит, вы мало мучились. Всё, что нас окружает, создали такие же люди — да, в содружестве, но они нашли эти идеи и сделали. Значит, и ты можешь, — уверен он.
Секрет в работе, в том, чтобы делать, считает Сиренко:
— Когда я консультирую родителей, я вижу результат, к которому я смогу привести ребенка, я расскажу это за 40 минут. Но это два-четыре года работы. Я никогда не сдаюсь. Если ты думаешь, что тебя найдут, заметят, обратят внимание — это не так всё работает. И если кто-то думает, листая Instagram: вот, он снимает видосик и станет популярным, — да не бывает такого! Для того чтобы на тебя обратили внимание, ты должен трудиться каждый день. Каждый человек талантлив, но если талант не развивать, не работать над ним, не разбирать, что ты умеешь и что тебе нужно, не убирать от себя лишнее — то какой смысл в твоем жизненном пути?
Правила жизни, о себе и о людях
— Да будь ты хорошим специалистом! Ведь родители ходят к нам не потому, что у нас красивый Instagram. В мою студию на рынке «Лукошко» в подвале — там воняло, там негде было сидеть, там не было стульев, потому что у меня даже не было денег на них, — но ко мне шли, потому что родители верили мне.
— Иногда я прохожу мимо и вижу обувь родителей. Вот у этого человека нет денег на новую обувь для себя, у него порванные ботинки, но он готов мне платить 700 рублей за академический час. И тогда я вспоминаю, как я собирался ехать из своего села в Витебск и у меня тоже не было одежды — в селе не продавали нормальный клей, чтобы прочно заклеить обувь, мои ботинки просили каши.
— Однажды у меня спросили родители ребенка, почему он в семь лет занимается с трехлетними. Я через пять минут пожалел, но ответил: а почему ваш ребенок ругается матом? Плачет от малейших неудач? Почему, когда я его поправляю, говорит: пожалуйста, только не рассказывайте об этом маме? Отошел на пять метров и сказал себе: ой, что ты творишь, Игорь Иванович, нельзя же людям указывать на их недостатки, нельзя людям говорить правду в глаза, завуалировать нужно было.
— Был этап, когда я думал, что я — пуп земли. И я рад, что жизнь поставила меня на место.
— Я очень не люблю ведомых людей. Если ты будешь сидеть и напевать под гитару, а не прочтешь вот эти книги, одну за одной, потому что половину ты не поймешь, ты ничего не сделаешь.