Сергей Лисовский стоял у истоков российского телевидения и рекламы, создал продюсерские центры, организовывал дискотеки, руководил концертными агентствами. Занимался птицеводством и создал один из крупнейших агрохолдингов — «Моссельпром», 16 лет представлял в Совете Федерации Курганскую область и вел активную законотворческую деятельность.
— Вы стояли не просто у истоков создания нового телевидения, рекламы, но, можно сказать, у истоков новой России, истоков бизнеса. Как вы сейчас вспоминаете, оцениваете то время?
— Нам повезло, повезло моему поколению. Мы вошли в 90-е годы, когда нам было 30 лет. Когда у нас было образование, опыт, здоровье. Мы действительно смогли многое сделать: хочешь — занимаешься телевидением, хочешь — рекламой, хочешь — сельским хозяйством. Сейчас уже не так, к сожалению, но тоже есть много направлений, где можно себя реализовать молодым. Опять же надо понимать, что это как пульсирующее сердце: в 90-е всех отпустили, мы были чрезмерно свободными, что тоже было не очень хорошо. А потом стали сжимать всё, опять же во имя интересов страны. Но когда сжимаешь, то почувствовать эту грань перехода уже не можешь. Я думаю, что сейчас у нас будет следующий период, когда мы все-таки экономику отпустим и не будет такого жесткого нажима со стороны налоговых органов.
— А кадровая политика когда была лучше: сейчас или в те времена?
— Я считаю, что у нас вообще нет кадровой политики. В последние годы появились кадровые резервы, их обучение. Это очень хорошо, но в ходе обучения всё равно не получишь нужных знаний и опыта без практической работы. Вспоминаю случай: лет десять назад на совещании в Совете Федерации нам представили нового замминистра одного из важных министерств. Это был парень чуть больше тридцати лет. Мы так удивленно смотрели на него. Открываем интернет, смотрим — восемь лет назад окончил вуз, причем среднего плана и по непонятной специальности. Потом попал младшим специалистом в министерство, через год ушел в другое министерство, но страшим специалистом. Через пару лет тоже ушел обратно в первое министерство и стал руководителем департамента. За 8 лет ничего не сделав, перескакивая с должности на должность и отработав на разных направлениях, причем понятно, что без результатов. Что такой замминистра может сделать? Понятное дело, что ничего. В лучшем случае — ничего плохого. А вообще такие горе-специалисты очень сильно вредят и стране, и людям.
— Это была чья-то протекция?
— Конечно. Его вели. В Советском Союзе такое не было бы возможным. Тогда была очень четкая система. Когда я начинал работать в комсомоле, один партийный работник расписал мне четкую схему моей карьеры. Он считал, что это единственный возможный путь. Пять лет я должен отработать в Москве на комсомольской работе, потом я должен пойти работать на завод, именно на завод. Научно-исследовательский институт не считается. На производстве 4–5 лет. Потом, если всё складывается хорошо, то дальше нужно уехать в другой город лет на пять — в райком партии на маленькую должность. После этого, поработав там 4–5 лет, можно вернуться в Москву и работать уже в горкоме партии. Дальше снова нужно уехать куда-либо в регион — на большое предприятие или на хозяйственную работу. А вот после этого уже можно снова вернуться в Москву и работать в министерстве. Эта цепочка очень правильная: партийная работа чередовалась с хозяйственной и государственной. Нужно пройти все этапы.
«При этом обязательна работа в регионах, в союзной республике, потому что, работая только в Москве, ты не поймешь, чем живет вся страна»
Страна — это не Москва. На работу в министерство тогда приходили в возрасте 50–60 лет реальными специалистами, профессионалами, знали отрасль. Я дружил с внуком одного заместителя министра, как-то зашли к ним в гости. Что-то обсуждаем, что бы хотели купить, строим планы на жизнь. А он, услышав нас, говорит: ребята, ваше — это то, что увидели и съели, то есть имелось в виду то, что вы пережили. Нам это показалось тогда банальным. Сейчас я понимаю, насколько он был прав. Тогда люди не стремились к материальному. У того же замминистра, хотя он был очень обеспеченный по тем временам человек, была простая квартира, он просто одевался, он жил своей работой, семьей, не стремясь только к материальным ценностям.
К сожалению, наши чиновники сейчас не проходят такую школу и многое теряют. Людям без опыта дают возможность влиять на важные решения. А опыт набирается в испытаниях.
— Вы прошли комсомольскую школу, что было в ней хорошего, что нет?
— Комсомол меня многому научил. В первую очередь, общаться с людьми — с разными людьми. Я вырос в интеллигентной семье, мой отец ученый, мама школьный учитель. И когда я попадал в рабочие общежития «лимитчиков», видел другую жизнь и искренне хотел помочь этим людям выбраться из этого. Понимал, что сейчас из них выжмут, что можно, они или заболеют, или убегут обратно в деревню. На их место приедут новые молодые. А руководителю предприятия всё равно, но не потому, что он черствый человек, а потому, что у него есть план, своя семья, дети, по-другому он не может. Я приходил, помню, в райком партии со справками о состоянии рабочих общежитий, говорил: надо помочь людям. Как-то мне сказали: ты пишешь отчеты не для того, чтобы что-либо изменить. Отправим информацию наверх. Я спросил: а в чём смысл? Мне ответили: смысл в процессе, у нас есть отчетность. Для меня это тоже был шок, я-то привык работать на результат и мой отец всегда работал на результат. И это надо было пережить, понять, что есть такие люди, что есть такой «процесс», который уничтожает людей, которые в нём участвуют. И который в конечном итоге уничтожил страну.
«Потому что для многих в руководстве страны также важен был не результат, а процесс»
Я ушел из комсомола, потому что не хотел так работать, но приобрел ценный опыт. Я научился работать с документами. Я помню, тогда я первое письмо, которое мне надо было написать, переписывал раз 20 и дико пыхтел. А письмо было всего лишь на страничку. А потом я писал справки по 30 страниц, и мне говорили, что они получались очень хорошими. Это было уже через три года после того, как я писал первое письмо. Я научился читать документы. Потому что раньше меня текст больше чем на три страницы приводил в шок, я тихо умирал, читая его. А сейчас я могу читать 50 страниц юридических текстов. Это всё мне дал комсомол.
— Но уже тогда вам удалось чего-то добиться не ради «процесса»?
— В свое время я за полгода добился решения Совмина о придании статуса хозрасчетных бригад артистическим коллективам. Сначала это было сделано для донбасских шахтеров в период их волнений. Я делал это один, никому неизвестный парень, без связей, мне никто не помогал, но я смог добиться решения четырех смежных министерств. Я просто знал, кому и как писать письма, к кому ходить. Хотя надо отдать должное чиновникам, которые со мной разговаривали. Помню, после окончания института по распределению попал на закрытое предприятие, в институт, который разрабатывает наши знаменитые зенитные системы. Там знали моего отца и приняли меня тепло. Но я понял, что я там не нужен как специалист, работы для меня не было. Нас в комнате сидело человек десять, из нас двое работали, а остальные занимались своими делами, чтобы убить время. Я пришел к своему начальнику, просил дать работу. Но работы для меня не было и отпускать меня отказались: сиди, получай зарплату, через три года уйдешь и делай что хочешь. А я не хотел три года сидеть от звонка до звонка. Поэтому я пошел к директору института — и всё то же самое. Говорит, что, если откажемся от молодого специалиста, потом придется объясняться перед министерством. И после этого я добился приема заместителя министра! Сейчас такое невозможно представить, чтобы простой молодой сотрудник попал на прием к чиновнику такого уровня. Он меня принял, минут 5 ругал и отправил на выход. Кабинет был большой, я иду, и вдруг он мне в спину: молодой человек, вы когда что-то делаете, вы думайте не как что-то попросить, а как это сделать. Я переспросил, что он имеет в виду, на что он ответил: а вы посмотрите, как можно уйти из института, не навредив ни директору института, ни министерству, на каких основаниях, чтобы все были довольны. Думайте, молодой человек!
Я вышел, пришел в комсомол, говорю: слушайте, как я могу уйти? Тогда они достали положения о молодых специалистах, полистали и нашли: в армию или на выборную работу. И по счастливой случайности была свободная выборная ставка на замсекретаря завода «Старт», что меня очень устраивало. Выписали постановление, я беру протокол, что меня избрали, прихожу к директору института. Он посмотрел на меня и говорит: ну вот можешь же! Можешь, когда хочешь! И уже вечером я ушел, меня уволили и все были счастливы. И всё благодаря министру, который дал мне совет. Он ведь мог меня просто не принять, просто отругать, но он уделил мне время, подсказал, что надо делать. Сейчас таких государственников, к сожалению, один-два. Вот что такое комсомол, вот что такое чиновники Советского Союза.
— Сейчас нет комсомола, в каких отраслях молодым можно развиваться, расти? Где перспективы?
— Молодым нужно учиться, не развлекаться, выбирать правильную профессию. Чтобы, отучившись пять лет, быть востребованным и получать достойную зарплату. Помню, я себе в юности поставил такое условие: до 29 лет не отдыхаю. У меня не было ни выходных, ни отпусков. Формально, конечно, они у меня были, но фактически я работал. Я никогда не работал только на одной работе: студентом разгружал вагоны, на комсомольской работе, помимо нее я вечерами сам собирал музыкальную аппаратуру. И я не жалею, что до 29 лет я не отдыхал, зато потом я мог себе позволить достойный отдых. Но это уже другая история, я это заработал.
— Вы не раз говорили про свою симпатию к идеям Карла Маркса, сейчас не пересмотрели свое отношение?
— В институте нас заставляли изучать его труды, представляя его как политика. Но на самом деле он не был политиком, он был экономистом. Он понял одну простую вещь, что экономика — это мотивации людей. А мотивации — они предельно просты: безопасность, питание, сон, интимная жизнь, дети. Накопление неудовлетворенных мотиваций дает взрыв, сначала социальный, затем экономический. Его учение об этом. Причем оно очень легко написано: если он делает какой-то тезис, то затем на 20 страницах разъясняет. А еще меня поражает семья Маркса. Есть письма, например, он Энгельсу писал, что у него тяжело болеет жена, а у него нет денег даже купить ей хлеб. Но при этом жена была с ним, она его поддерживала. Они жили его мечтой. Карл Маркс писал «Капитал» 30 лет и последние 20 лет писал, что через полгода его закончит.
«Они были счастливы, потому что реализация собственных идей, созидание — самое большое счастье, которое есть у любого человека»
И мы помним Карла Маркса и его жену, но не помним мажоров, которые в это время прожигали жизнь.
Из интервью «Фонтанке» в июне 2009 года:
— Деньги — это счастье?
— Базис счастья — возможность работать. Заработок — он, конечно, необходим. Но он необходим для обеспечения функционирования той же работы. Но он не может быть целью.