«Кто-то говорит, что я биомусор». Исповедь капитана ФСБ, который стал Катей

Бывший сотрудник ФСБ 30-летний Александр Чумаков из Читы стал симпатичной девушкой Катериной. 1 января Катя написала в инстаграм:

— Я думаю, пришла пора сделать перед вами каминг-аут. Давайте знакомиться? Привет. Я Катерина (Катя, Кэт, Кэтрин…). Я трансгендерная девушка. Год нахожусь на заместительной гормональной терапии. А здесь я теперь буду скидывать свои изменения.

Катя родилась в Чите. В детстве она поменяла несколько школ из-за того, что становилась жертвой буллинга. Затем окончила Хабаровский пограничный институт ФСБ и пошла работать в спецслужбы. В конце прошлого года Екатерина уволилась и переехала в Москву.

Мы поговорили с ней о том, какой путь она прошла, прежде чем стать собой.

Идет бракоразводный процесс

— Расскажите о своей семье, о том, как вас воспитывали.

— Воспитывали меня как обычного ребенка. Хотя, может, это была забота мамы, а может, воплощение ее желаний, но она отдавала меня в спортивные секции, которые меня не привлекали, — например, бокс или рукопашный бой. Мне же больше нравилась гимнастика, музыка и изобразительное искусство. Отца не было, он отказался от меня еще в раннем возрасте.

— У вас есть братья, сёстры?

— Есть старший брат, я с ним не общаюсь. И есть младшая сестра, маленькая — ей 8 лет.

— Насколько понимаю, вы были женаты?

— Пока я еще официально в браке, идет бракоразводный процесс.

— Какие отношения у вас были с супругой, что вы чувствовали к ней?

— Мы женаты с 2016 года. Сначала чувства были, может, даже любовь, привязанность. Но потом этого не осталось, а сейчас тем более.

— Как вы поняли, что должны быть девушкой, а не мужчиной?

— Уже в четыре года появилось ощущение, что со мной что-то не так. Это обычно в таком возрасте и проявляется у таких людей, как я. И на протяжении многих лет были определенные признаки — осознанные и неосознанные. Были такие мысли в 7 лет, в 8, в 11. Даже, может, была зависть к девочкам, взгляды на них, не как у мальчика на девочку, а может, как девочка смотрит на девочку.

Сейчас я точно могу сказать, что смотрю на девушек как девушка. В институте на втором курсе мне попался материал про гендерную дисфорию. Я начала читать и поняла, что это со мной и происходит.

— Насколько сложно было на протяжении всех этих лет скрывать от общества свое внутреннее состояние?

— Сложно. Приходилось выкручиваться и стараться соответствовать той гендерной роли, которая была приписана мне при рождении, которую от меня ожидали.

Пыталась быть мужчиной

— Почему вы выбрали профессию сотрудника спецслужб? Это было влияние мамы или ваша попытка быть мужчиной?

— Сначала, конечно, это было влияние мамы. Потому что мама властная женщина, воспитывала меня в духе патриотизма. Я хотела поступить во Всероссийский государственный институт кинематографии (ВГИК), но мама, естественно, была против. Она настояла на поступлении в пограничный институт.

— То есть вы долго пытались соответствовать роли мужчины, которая дана была вам при рождении?

— Да, попытки были. Рано или поздно каждый из нас так делает, думая, что с ним что-то неправильно. Плюс влияние нашего общества, нетолерантного к этой проблеме. Если в Европе или США ребенок сказал, что у него устойчивое выражение другой гендерной роли, то родители его поддерживают, принимают таким, какой он есть. У меня такого не было. Было много попыток рассказать маме о том, что со мной творится, но она не воспринимала, как-то посмеивалась, поэтому она об этом узнала только в прошлом году, сама уже догадалась. Я, естественно, не стала скрывать.

— Как сейчас складываются ваши отношения?

— Сейчас она поддерживает. Ведь я ее ребенок, это мой выбор, моя жизнь. Я же ничего не нарушаю, никому плохо не делаю, никакой пропагандой не занимаюсь.

«Если бы меня приняли такой, осталась бы служить»

— В работе сотрудника спецслужб вам мешало ваше внутреннее состояние?

— В самой работе не скажу чтобы мешало. Гормоны тогда еще не принимала, тестостерон себя проявлял. Внутренняя природа выдавала себя только в крайних случаях, но ее удавалось заблокировать. После начала приема гормонов уже не получается, и мне уже не хочется скрываться, да и не выходит. Поведение меняется.

— Работа, которой вы занимались, нравилась вам?

— Не скажу, что нравилась, но было и хорошее — аналитика, работа с информацией. Но руководство начало мне палки в колеса вставлять, поэтому ничего не получилось. Если бы меня приняли, если бы у нас не было абсолютно негативного отношения к таким, как я, то можно было бы и остаться, продолжать работать, служить, приносить пользу. Ведь пол абсолютно не влияет на профессионализм.

— Не боитесь ли вы сейчас преследования со стороны бывших коллег?

— Преследований не боюсь, потому что мне нечего предъявить. На меня нет никакого компрометирующего материала. Я ни с кем не борюсь, я не против кого-то, я хочу лишь высказать свою точку зрения — я за любовь, за добро, за деятельность во имя добра, если так можно выразиться. Я не собираюсь идти против ФСБ, правительства и так далее — мне это не нужно. Я совершенно аполитична, поэтому они не смогут мне что-то сказать, против добра никак не пойдешь, так что аргументов у них не будет.

Открылась не по своей воле

— Почему вы решили открыться именно сейчас, а не раньше или позже?

— На самом деле я хотела открыться позже. Но получилось так, что 1 января я написала пост с хештегами, посвященными ЛГБТ-сообществу для того, чтобы найти знакомых, друзей среди этих людей.

И его увидела жена моего бывшего начальника, которая так же, как и я, визажист. Она меня лайкнула, написала комментарий. Возможно, она показала своему супругу, с которым у меня были не очень хорошие отношения, или благодаря ее лайку кто-то из жен бывших коллег, кто на нее подписан, начал эту историю разносить. Но что ни делается, всё к лучшему.

— Было ли страшно решиться на такой шаг? Как долго сомневались?

— Нет, не страшно. Я не сомневалась, по натуре я перфекционистка. Я хотела открыться тогда, когда придет определенное время, когда я подготовлюсь. Естественно, я хотела это сделать после операций, после перехода. Но получилось так, как получилось.

«К хейтерам отношусь с иронией — закалила работа в спецслужбах»

— Как вы реагируете на агрессивных комментаторов?

— Я пытаюсь иронизировать, использовать сарказм, потому что они думают, что могут меня захейтить, забуллить, использовать харассмент. Но они ошибаются, у них не получится подавить меня морально, да и физически тем более. Потому что я прошла большой путь дискриминации с самого детства. Да и спецслужбы меня сильно закалили. Сама могу затроллить, со всеми этими технологиями я знакома. Поэтому те, кто меня осуждают — пусть делают это.

— Поступают ли вам угрозы? В инстаграме, например.

— Кто-то говорит, что таких, как я, нужно убивать, что такие, как я — биомусор. Естественно, это маленькие глупенькие дети, которые пишут с закрытых или фейковых аккаунтов. Страха нет, но если будут реальные угрозы, то, естественно, я смогу людям объяснить, что из-за меня не стоит ломать свою жизнь и судьбу. Я никого не позорю, никому ничего плохого не делаю.

— Чем сейчас занимаетесь в Москве?

— Не могу пока сказать, на работе я каминг-аут еще не делала.

Хочу родить ребенка

— Как у вас с личной жизнью обстоят дела? Есть партнер?

— Нет. С личной жизнью у меня дел никаких нет, и до момента полного перехода, скорее всего, не предвидится. Партнера у меня нет, потому что сейчас я занимаюсь своей жизнью, своим развитием, подготовкой своего тела, души, интеллекта, духовных и морально-нравственных качеств, профессиональных. Очень много труда, много работы впереди, поэтому мне, честно сказать, не до этого.

Да и думаю, вряд ли будет тот партнер, который искренне примет меня как девушку и, видя меня, будет готов смотреть на мой переход, на мою трансформацию, принимать меня такой, какая я есть, и ждать этой самой трансформации, которая произойдет, естественно, не сразу.

— Как вас принимает ближайшее окружение — друзья, знакомые?

— Лучший друг отказался от меня. А многие знакомые и родственники поддержали. Искренне их благодарю за это! Честно сказать, не ожидала от них этого. Особенно я благодарна маме, которая меня поддерживает сейчас, она от меня не отказывается, несмотря ни на что. Несмотря на весь этот шум и ажиотаж вокруг меня, который только начинается. Я пытаюсь объяснить ей, что, возможно, дальше будет хуже.

— Когда планируете сделать хирургическую операцию по коррекции пола?

— В 2023 году или в 2024-м. В этом году определенные операции также планируются. Это только планы, посмотрим, как жизнь будет идти и что будет дальше.

— У вас в браке есть ребенок. Хотите ли вы в будущем завести детей уже как женщина?

— Да, у меня есть ребенок. И в будущем я хочу завести детей как женщина. Медицина сейчас к этому подходит, на практике такие операции делаются — это трансплантация матки. Хочу попробовать сама зачать, выносить и родить своего ребенка. Если нет, то я буду брать приемных детей. Если, конечно, позволят в этой стране. Если нет, то в другой стране, что поделаешь.

— Чувствуете ли сейчас себя счастливой? Может быть, хотя бы потому, что шаг вперед сделан, и уже не надо скрывать саму себя и прятаться от мира.

— Я не скажу, что чувствую себя сейчас счастливой, хотя какое-то подобие счастья появляется, какая-то призрачная волна с момента увольнения. Потому что я начинаю не думать о своей внешности, о переходе. Я знаю, что это будет. Вся эта активность — работа, начало свободы, занятия собой — не дают замыкаться. У меня не хватает сил и времени думать о негативном. А так, да, есть определенное счастье, что шаг вперед сделан, что не нужно скрывать себя.