Жизнь в старинном югорском селе: «техасская резня бензопилой» и погоня селян за грабителями банка

Как живется уроженке Малого Атлыма в большом мире и как старинное югорское село сформировало ее, рассказала екатеринбургская журналистка Анастасия Байбекова.

Малому Атлыму, где я родилась и выросла, больше 400 лет. Он научил меня пахать, быть настырной и доброй, а еще — бояться чужого мнения. Правда, не скажу, что последнее — хорошее качество.

Тут, в Екатеринбурге, где я живу сейчас, надо мной смеются: «Открой ты свою редакцию, понабрала бы три бомжа, две цыганки, четыре попрошайки. И у всех зарплата была бы выше, чем у тебя». Это они шутят над моей сердобольностью. Сами они выросли в мегаполисах и не готовы кого-то жалеть. Не знаю, какой бы я была, если бы родилась в уральском городе, но северяне привыкли друг друга выручать.

Хотя иногда наша помощь и не нужна вовсе. Однажды в Ханты-Мансийске я заметила на улице бродягу. Узнала, что зовут его Александром Геннадьевичем, спит он на лавочке, а приехал из Кургана. Жилье здесь он потерял, ну хоть паспорт сохранил. О помощи он меня не просил, но остро, как мне подумалось, в ней нуждался. Я повезла его в центр соцобслуживания, куда нас увез только третий таксист — первый отказался брать в салон «вонючего деда», а за ним и второй. С третьим пришлось и сильно ругаться, и по-человечески просить. В центре моего бродягу забрали, а через несколько дней Александр Геннадьевич оттуда ушел, сказав, что не может жить по их правилам.

В Малый я приезжаю наскоками. Путь от Екатеринбурга нелегок — две пересадки. Если махнуть на рейсовом автобусе, то нужно быть готовой ко всему. Бывало, билет купила, а водитель не пускает меня в салон — мол, автобус переполнен. На улице —25 °С, и следующий автобус пойдет через день.

— Могу поехать стоя! — нервно говорю водителю. Тот ворчит про гостиницу, где мне нужно бы остаться, и все-таки запускает в переполненный салон. Вместе с автобусом чуть не трогаюсь и я: остаться в канун Нового года в мороз на улице в полузнакомом поселке Октябрьском, искать ночлег с большой сумкой — неприятная забава. Почему диспетчер не предупредила, что места раскупили, неизвестно. Я привыкла, что северяне заботятся друг о друге, даже если не знакомы — люди в Матлыме (так свои называют мой поселок) чаще выручают от чистого сердца, чем равнодушны.

Здесь нередко поступают по-братски, и само название поселка в переводе с хантыйского означает «малый брат». Убрать навоз за коровами, почистить снег, подвезти за покупками до Сургута, поделиться яйцами домашних кур, мясом, медом — это нормально. Мои, если куда-то уезжают, просят присмотреть за домом соседей, а те — их. А если кто-то собирается за пределы поселка, то спрашивает друзей-знакомых — вдруг кому куда нужно передать пакетик. За него несешь ответственность большую, чем вместе взятые «АлиЭкспресс» и «Почта России» за любую посылку. Нагрешишь — услышишь в ответ на приветствие тишину.

Новости в югорской глубинке расходятся, как в информационном агентстве. В прошлом году папа и сосед поругались из-за установки забора. История быстро обросла подробностями про «техасскую резню бензопилой» и как их приезжал мирить участковый. Всё было проще — папа несколько дней строил забор, а сосед, дождавшись окончания дела, взял пилу и разрезал постройку. Правда, участкового действительно вызывали. В итоге папа отступил на полтора метра и поставил новый забор, а соседа предупредили, что чужое имущество лучше не портить.

В поселке, где живет примерно 450 человек, есть 5 популярных групп в вайбере, и часто утро начинается сообщениями-молниями: «По улице Мира бегают собаки, скоро дети пойдут в школу, будьте осторожны», «Внимание, аварийное отключение света на полчаса», а иногда и предвыборным контентом: «Дорогие избиратели, буду делать всё возможное чтобы опровдать ваши ожидания, большая явка насиления позволит…» — ну так, как написали. Кстати, выборы — это как Новый год, праздник! Их с нетерпением ждут, народ оживает, радуется, агитирует за любимчиков.

Деревенские привыкли к стабильности. И я ее люблю. Из года в год весной сажают огород, чистят дворы от нежных «подснежников» — мусора, летом ходят на рыбалку и в лес, осенью — копают картошку, пилят дрова на зиму. В Новый год слушают Путина, пьют шампанское, запускают фейерверки. Случаются, конечно, непредсказуемые события, которые местных расстраивают: метель заметает дороги — ни проехать, лед не встал — не застыл автозимник, в морозы за сорок происходят аварии, и вырубается и свет, и отопление.

Есть то, что в «Матлыме» неизменно — осенью отключат водопровод, и по поселку ходит водовозка — в бочки на двести литров наливает людям воду. За нее с водителем рассчитываются талонами стоимостью в сто двадцать рублей (цена талона, правда, год от года растет). Внизу поселка (а он разделен на две части: дома на горе зовут «верхом», под горой — «низом») стоят дома-призраки с выбитыми окнами, и летом в них опорожняются коровы. Злой метафорой высится новое здание морга, ветхое — стационара и детского сада. Молодежь с родины старается уехать, пожилые остаются.

Хоть историки говорят, что Малый Атлым основали в 1592 году племена остяков, он не застыл во времени — вот открыли частную аптеку, обещают восстановить Преображенскую церковь (здание XVIII века сгорело десять лет назад) и поставить новую больницу.

Как-то Малый Атлым даже прославился в федеральных новостях — отделение Сбербанка пытались ограбить вооруженные преступники. Налетчики в масках и с карабином «Сайга» ворвались в филиал банка, скрутили работниц и вынесли из сейфа два миллиона рублей. После сели на снегоход и скрылись в бескрайней тайге зарывать в снег деньги. История умалчивает, почему похищенное нужно было прятать таким образом, но грабителей поймали в двадцати трех километрах от банка. В погоне участвовала самая разношерстная компания: местные жители, руководитель пожарной части, ГИБДД и лично глава поселка.

— Малый Алтым? — путая согласные, переспрашивают меня, когда говорю, где родилась. Люблю эти его незвездность, северную простоту и сельскую экзотику. Он такой же, как и я — неприметная и неизвестная «девочка-деревня», но с верой в себя, что я — смогу, я — северянка.