Леонид Парфенов, телеведущий, журналист: «Я сам себе режиссер и дизайнер!»

Эра Парфенова на ТВ еще не закончилась, во всяком случае, он обещает вернуться. А пока он продолжает писать книгу «по стопам» популярного сериала «неполитических новостей» «Намедни». На днях в свет вышел уже второй том издания.

— Когда появилась идея написать книгу «Намедни»?

— Впервые мне предложили такой вариант еще тогда, когда сериал «Намедни» только начал выходить в эфире. Но мне не понравился тот вариант, который предложило издательство, и мы даже не дошли до обсуждения условий. Сейчас я настоял на своем, дизайн книги — полностью мой дизайн. Сначала я составляю план на бумаге, расписываю, что за чем будет следовать, это моя воля — решить, что, скажем, главное, для 1962 года. Это все — моя режиссура. Мне было важно добиться адекватного результата, а сделать это я мог только сам!

Мои книги предназначены для того, чтобы положить их на кофейный столик, сел пришедший человек, и пусть читает: и гость, вроде, есть, и развлекать не надо — очень удобно! (Улыбается.).

— Не кажется, что слишком много намешано всего на каждой странице: и политика, и мода, и еще куча всего?

— А это такой «монтажный принцип», по которому я компоновал текст. Вот, например, ботинки на платформе и клеши, а при этом Суслов — второй секретарь ЦК КПСС, а Галич — первый из представителей творческой элиты; это же важно все как коллективный опыт страны, чтобы понять, что формировало советскую цивилизацию. Каждый из этих штрихов, связанный с модой, политикой, мировой жизнью, бытом, так или иначе оставлял рубцы, «насечки» в мозгу, уникальный опыт, когда советский человек ввалился в постсоветское пространство.

— Откуда такой неувядающий интерес к советской эпохе?

— Это сугубо журналистский интерес к советской эпохе. Это профессия, а не личная частная жизнь. Современный российский человек делает по-советски очень многое. В массе своей россияне по-советски получают образование, служат в армии, лежат в больнице, голосуют за власть, смотрят телевизор, поют гимн, грозят загранице, продают углеводороды или пользуются результатами его продаж, болеют за сборные и так далее.

Оказалось, что Советский Союз как эпоха и образ жизни никуда не ушел, а просто притаился за углом, чтобы потом вылезти. В 2003–2004 году стало ясно, что этот опыт никуда не делся и люди даже сейчас строят новую жизнь по-старому, на старую советскую матрицу накладываются новые реалии.

— На сколько томов хватит воспоминаний?

— Следующий том, посвященный 1980-м, выйдет уже в ноябре этого года. Дальше планирую выпускать по тому в полгода. Обязательно захвачу 90-е. Ничто мне не мешает сделать том, посвященный 2000–2010 годам. Скорее всего, так и будет.

— Огромной популярностью пользуется ваш фильм «Птица-Гоголь». По какому принципу выбираете героев для своих исторических фильмов?

— По сугубо субъективным. Есть авторы и фигуры, про которых заведомо знаешь, что сказать. Например, для меня нерешаема задача, как сделать актуальный, острый и интересный смотрибельный продукт для 22:30 про Тургенева или Лермонтова. Вот с Гоголем мне сразу было все понятно — и как показать эту фантасмагорию, и какими экранными средствами ее передать, чтобы это было интересно. Экранизация жизни известных классиков — задача не из легких.

— Чем вы планируете заниматься дальше?

— Не могу этого сказать. Проработав 18 лет в «Останкино», я, например, не мог представить, что однажды перестану там работать.

— Вы вернетесь на ТВ?

— Такое желание есть. Не было желания уходить. Собственно, меня, что называется, «ушли». У меня постоянно есть предложения с телевидения заняться какими-то проектами. Сейчас я, например, делаю несколько фильмов для Первого канала. Но эти фильмы исторические. У меня очень ограниченная лицензия на вещание. Телевидение — вообще штука очень технологичная и дорогостоящая, она состоит не из одних желаний, а из возможностей. «Ящик» делается не по принципу «Вот есть такая тема», это зависит от многих вещей.

— А на пост главного редактора?

— Я ушел из главных редакторов, чтобы заниматься своими авторскими проектами. Я бы не смог тогда выпустить два тома «Намедни», снять «Птицу-Гоголь». Для меня самое интересное — это то, что я делаю собственными руками. Этой работой нужно заниматься только тогда, когда это в кайф.

— Цензура еще не добралась до ваших книг?

— До книг нет. Вообще, сейчас очень велика доля государственности и в печатной прессе, и на ТВ, но не в книжных издательствах.

— Вам нравится общаться с провинциальными людьми или городскими?

— Я и сам провинциальный человек, да, я с собою временами общаюсь!

— Есть на современном ТВ достойная программа, которая продолжает традиции «Намедни»?

— Меня там нет уже около пяти лет, поэтому судить не мне. Я не смотрю телевизор.

— Следите за книжными новинками? Что читали из последнего?

— Я читаю изредка. Читаю «Коммерсант» от корки до корки и не очень крепко «Ведомости». Иногда читаю «Эсквайр» или «Джей Кью», когда попадется мое интервью.

— А не хотите примкнуть к колумнистам?

— Мне неоднократно предлагали это, но я совсем не владею этим жанром, он совершенно меня не зажигает. Я не умею из ничего делать что-то, плести какое-то кружево, чтобы птичка цвиркнула, и у поэта что-то родилось... Не фига... Я в «Русском пионере» только по большим мольбам Колесникова побыл два номера колумнистом, но... не смог... Хотя и тема была близкая — про вино.

— Какое, кстати, предпочитаете?

— Люблю итальянские вина, предпочитаю красное сухое. Я люблю вино, но знатоком себя не считаю. Вкусно покушать тоже люблю.